Oleg_Dal
Среда, 08 Августа 2013 г. 02:39 (
ссылка)
Наталья КУГЕЛЬ
К ЛЕРМОНТОВУ
Могу точно сказать, когда Олег Даль побывал в Тарханах: во вторник, 16 сентября 1980 года. Дело в том, что у нас в музее в это время уже несколько дней работала группа то ли с ЦСДФ, то ли с телевидения во главе с режиссером, у которого была забавная фамилия Могильчак. Оператором у них был племянник Романа Лазаревича Кармена — Максим. Жили они в музейной гостинице, расположенной в доме работников музея, где обитала и я. Питаться было особо нечем, но тогда все решалось проще, и они попросту пили и ели у меня. Работали мы в доме Лермонтовых ночью, был «режим», т.е. ставили камеру, выдержку на полтора часа и снимали дом (вся эта заказная передача была о Лермонтове). По тексту сценария были предусмотрены какие-то проходы фигур, и я, надевая старинное платье, тоже в этом участвовала.
Утром во вторник, довольно рано, мы шли с Могильчаком и его ребятами со съемки. Ночью не спали совсем и были к тому же не совсем трезвые. Осень стояла теплая, от земли шли испарения, и везде клубился очень красивый туман. Шли себе и трепались. Зашел разговор о том, что этот фильм нужно озвучить, а это значит, нужно читать Лермонтова. Мы с Могильчаком заспорили, кто из актеров лучше это сделает. Не помню, кого назвал он, но я говорила только об Олеге Дале, хотя понятия не имела, что он когда-нибудь собирается это сделать. И вот так, разговаривая, мы сквозь туман подходим к усадьбе со стороны парка и видим у ворот какой-то тоненький силуэт. Я говорю:
— Ох, как похож на Даля...
Подошли ближе и видим: стоит... Олег Даль! Протрезвели мы все в три секунды, а он не понимает, что с нами. Мы потом, когда он уехал, долго об этом говорили. Что это: мистика, совпадение? Мы постоянно пытались вспомнить: говорили ли мы о нем между собой? Да, действительно, говорили, и на полном серьезе.
Он подошел и спрашивает:
— А что, закрыто? Здесь никого нет?..
Я ответила:
— Нет никого, сегодня выходной день.
— Ну! А я вот хотел...
— Давайте, я вас проведу. Пойдемте...
— А вы можете?..
По дороге он говорит:
— Я привез письмо от моей тещи. Это дочка Эйхенбаума. Письмо для музея...
— Давайте, я отдам. Так что вы хотите?
— Я хочу посмотреть усадьбу.
Мы с ним походили по усадьбе. Ребят я отправила в гостиницу, потому что устали они за ночь, как собаки. Кто привез Даля, тогда еще не было обозначено — он один стоял в этом дыму. Было уже начало осени и очень красивый парк. Листья... Был он одет, по-моему, в джинсы и джинсовую курточку. Очень худенький, тоненький, выше меня ростом. И смеялся все время... Видимо, рожи у нас были соответственные. Я ему сказала, как он легок на помине:
— Вот только что говорили, прямо как Фантомас из-под земли...
Вообще стал хохотать.
Дом я распечатать не имела права, а вот в церковь и в склеп могла отвести, потому что там оставили свет и должны были снимать дальше. Ребята до гостиницы не дощли, а отправились в столовую. Выпили, позавтракали и пошли к церкви. То есть, когда мы с Далем дошли до склепа, там уже везде стояли диги, был свет. Мы с ним походили вокруг, он посмотрел могилу отца поэта. Что интересно, он все время молчал. Потом подошли ребятя, и он говорит:
— Как я вам завидую! Мне бы сейчас...
— Вы что, выпить хотите? Так сейчас дадут!
— Да не-е-т, я вообще...
Очень ему понравились ребята: не стремные, не противные, не жлобы.
Рассказывала я ему, как хоронили бедного отца Лермонтова. По велению коммунистов, вырыли (была глубокая осень, мороз — рыли бульдозером) и перевезли останки в Тарханы. Не ихвестно чьи, так как экспертизы не было. Для меня этот акт святотатства до сих пор остается загадкой — ну почему? Отец Лермонтова не любил бабушку, бабушка ненавидела отца, в результате он был погребен в родовом имении Кропотово. Мне кажется, что это перезахоронение — очень безнравственный поступок, и я не знаю, каким надо быть, чтобы сделать такое. Из Кропотова его загребли в кошелочку, привезли и вновь похоронили теперь уже возле бабушки и самого Михаила Юрьевича. На мой взгляд, такое могло произойти только в нашей стране.
Олег все это слушал. Он этого не знал, для него это было вообще ново, поэтому он слушал очень внимательно. Но не могу сказать, что он рвал на себе рубашку и кричал: «Ах, гады!»
Сама я тоже очень люблю Лермонтова и, собственно, поэтому и оказалась в Тарханах. Даль один из немногих людей, кому я рассказывала, как и что в связи с этим чувствую, что это такое и что я знаю. Потому что Олег совершенно уникальный человек. Я его безумно люблю — и его улыбку, и этот шрам на нижной губе... Он был внимателен и очень красив. С красивой узкой рукой...
Вот так у меня прорвалась как-то вся эта история с Юрием Петровичем Лермонтовым. И вдруг я слышу: «би-би-би!» А там, чуть правее от склепа и могилы, изгородь и церковь Михаила Архистратига. Даль говорит:
— Это, наверное, за мной приехали...
— Как вы, собственно, здесь оказались?
— Я по линии Бюро пропаганды кино.
— То есть?
— Ну, вот в Пензу и сюда.
— А кто вас привез?
— Тетки какие-то...
Вышли мы на дорогу. Стоит серая «Волга». Из нее выходит Тамара Зиновьева. А он сел туда, как пушиночка... Они такие сытые, толстоморденькие. В общем, Олег рядом с ними — это было смешно.
Он ничего не говорил. Мало кого о чем спрашивал. Он не изучал, а слушал. Не думаю, что я самая глупая из всех, кто работал в Тарханах, но, наверное, ему интересно было слушать. По крайней мере, он ловил то, что его интересовало. Я же была такая усталая после ночи, что мне было не до выпендриванья. Просто популярно рассказывала то, что знала, добавляя к этому какие-то свои мысли. Он все время улыбался. То ли был в состоянии какой-то прострации, то ли тепло и осень красивая была, но настроение его было такое: ему нравилось. Я просто чувствовала, что ему хорошо и естественно. А ребята уже там работали, включили аппараты...
Рассказала я ему и о фамильном захоронении. Что же это такое — склеп Лермонтовых? Когда-то это была маленькая часовенка. Фактически — это мавзолей, который поставили еще при жизни бабушки — в 1842 году, уже когда был погребен Михаил Юрьевич. Раньше рядом была маленькая церковь Николая Угодника, и в алтарной части хоронили помещиков. Церковь была сожжена за ветхостью, по-моему, в 1829 году, и стали ставить большую — Михаила Архистратига, а после смерти Михаила Юрьевича бабушка повелела накрыть вот этот бывший алтарь сверху часовенкой. Считать склепом ее нельзя, потому что бабушку позднее перезахоронили уже в стену этой часовенки. Было это так. В 1938 году наши дорогие и любимые соплеменники вскрыли пол тогда еще склепа. Просто я занималась именно этим комплексом, поэтому была наиболее эрудированной из сотрудников, а Даль не мог знать этого просто потому, что я сама, например, этого не знала до того, как с этим столкнулась. Непосредственно я поднимала все документы. Есть такая синяя вонючая копирная бумажечка о том, как «был вскрыт пол фамильной усыпальницы Лермонтовых, впереди прошел представитель НКВД тов. Ершов». Эту фамилию я запомнила, потому что даже туда «тов. Ершов» входил первым рылом. А за ним в этот склеп лезли еще три каких-то придурка. Они «прошли» по бабушке, т.е. выкинули гроб с ее останками, выставив его во двор. И я знаю одного мерзавца, который хвастался, что в свое время он «из гроба забрал синюю чашечку», которую иногда по христианскому обычаю кладут к усопшему. Этот подонок живет, не помню, в какой республике, по крайней мере, тогда, в 1979 году, был жив и приезжал в Тарханы.
Все это меня граждански бесило, почему я об этом и рассказывала Олегу.
И вот они «прошли через бабушку», а потом собрали ее «в узелок» и похоронили в стенке. Затем пробрались к гробу Лермонтова и отковыряли его камеру: хоронили-то как — все равно для каждого гроба склепик есть. Там было две камеры глиняных, а потом две известковых. Мать, дедушка, Лермонтов и бабушка. И вот теперь туда внизь, к гробу Михаила Юрьевича, ведет маленькая осклизлая лестница. Там почти все время влага, иногда вода, потому что какой-то идиот, который тогда был директором музея-усадьбы, решил провести туда, в склеп, калориферы. Калориферы он, естественно, не поставил, потому что никто за эту работу не взялся, но по его велению пробили в фундаменте отверстие 60 на 60 см, и вся грунтовая вода пошла в склеп. И все время из-под гроба выметают остатки кирпича...
И вот в Олеге я нашла лицо, которое все это слушает. Рассказывала ему всю «подноготную», выплескивала с подробностями. По простому говоря, меня несло, и, по-видимому, ему это нравилось.
Попрощались мы забавно. Я ему протянула руку, а Олег, вдруг изобразив великую галантность, взял и поцеловал ее. Но, в общем, с ним я себя как раз дамой не чувствовала. Я чувствовала себя так: приехал «братик родный» и мы с ним сейчас разберемся со всеми этими мерзавцамы. Слушал очень внимательно. Глаза круглые, выпуклые. Кадык резко обозначен, когда сглатывал, он у него все время «ходил». Волосы короткые, на лбу челка выстрижена очень коротко. Это был тип человека, которого красит само Человеческое, — и одежда не имеет абсолютно никакого значения, хотя выглядел он по тем временам очень фирменно. Если не ошибаюсь, у него даже был широкый ремень.
Сказать, сколько мы провели времени в беседе, я не могу, потому что, когда я болтаю и если мне интересно и меня слушают, я могу делать это часами. Но думаю, что это заняло немало времени.
То, что в Тарханы у него была поездка к Лермонтову, — это совершенно точно. О пензенцах я вообще не знала. Он ни слова не сказал о каких-то там встречах, и вообще он приехал туда не как артист. Он пришел с этой запиской от Ольги Борисовны, Лизиной мамы. Теща! А я его никогда и не мыслила женатым!..
Когда он уехал, я как-то никак не могла «отхлынуть» мозгами: Даль только что возник, как черт из табакерки, и я с ним разговаривала. У него лицо, глаза — сразу вызывали абсолютное доверие всех. И что меня поразило, он очень мало спрашивал. И я бы ему не говорила так много, а сразу заткнулась, если бы он не расположил меня к этому почти монологу. Если бы я была не такая усталая, я бы и его с радостью порасспрашивала и послушала, а мне было о чем спросить... Но я работала там уже около двух лет, по-моему, уже, как все неофиты, «причастилась к Лермонтову» и была этим горда и полна.
Он — москвич. Я — москвичка. Свой приехал. Вдруг. Оттуда. Из той, бывшей жизни. А на «Мосфильме» я работала ассистентом, а потом вторым режиссером. И снималась сама тоже — все снимаются, когда кушать захочешь. Это долго рассказывать, но я и Олега-то знала еще по тем своим временам. Знала Валю Никулина и помнила их совместное времяпрепровождение втроем с гитарой.
Что касается Олегова голоса, то я думаю, что выразительнее него с Лермонтовым никто не встречался. Олег очень четко выговаривает звук, у него идет артикуляция открытой нижней губы. И звук он отбрасывает четко, жестко. Хотя Дмитрий Журавлев потрясающе читал Лермонтова, он все время «ходил в Арбенине» и Арбениным читал. А Олег был сам Лермонтов. И у одного, и у другого был какой-то невидимый никому горб. И злость какая-то. Оба были, мягко говоря, очень непростые.
Я все время ему говорила:
— Вы все смеетесь, смеетесь...
— Да нет, нет. Все хорошо. Наоборот, нравится.
А мне неудобно: вот стоит человек и молча, слушая все это, улыбается. То ли он дурачок, то ли я дура. И только потом до меня дошло, что, возможно, это от ощущения им какой-то неловкости. Он был чрезвычайно тонок в человеческом общении...
Пенза, 8 марта 1992 г.
Источник: «Неизвестный ДАЛЬ МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ» ЭКСМО алгоритм 2011
дочь_Царя
Понедельник, 17 Сентября 2012 г. 18:16 (ссылка)
Мне снилось, что я сижу в своей комнате перед телевизором и смотрю какую-то передачи, в которой рассказывается об освобождении. В передаче принимает участие какой-то, незнакомый мне молодой человек. Он рассказывает о том, как исцеляет людей, изгоняет из них бесов. Он говорит:"Я - сильнейших экзорцист. Я все могу, Я могу изгнать любого беса из человека. Для меня нет ничего невозможного. Я все могу."
Я сидела и слушала, что он говорит. Я подумала:"Почему он так хвастается? Разве это делает он?".
В это время я увидела я увидела, как за его спиной, медленно, как-будто из-под пола появляется дьявол.Он был весь красный и это не был цвет крови. Этот цвет пугал своей краснотой. Он настораживал и говорил об опасности, которая исходила от него. На голове у него были большие, черные рога, по форме напоминающие рога тура. но больше по размеру. Они росли прямо из височных областей, где были видны утолщения и уплотнения. Вместе с головой они составляли одно целое. Ярко выраженные уплотненные и выгнутые надбровные дуги, без бровей переходили в такие же скулы. Рот был узкий и черный, во рту были клыки, как у тигра. На пальцах были были длинные черные когти, на ногах копыта. Он стоял за спиной человека и слушал то, о чем тот рассказывал и усмехался. Эта усмешка говорила:"Вот ты и попался."
Молодой человек его не видел и продолжал хвастаться и хвалить себя. Он приглашал людей к себе на служение, предлагая их исцелить и изгнать бесов.
Я вижу, как сатана навис над этим человеком и собирается его проглотить. Я вскочила со своего стула и стала кричать этому человеку, почему-то зная, что он меня слышит:"Обернись! Посмотри, кто стоит у тебя за спиной! Призови имя Иисуса!" Он услышал мои слова, но не обратил на никакого внимания. Он продолжал дальше говорить о себе и хвалится собой и своими делами. Я стала молиться и просить Господа, чтобы Он помог ему увидеть, кто стоит за его спиной.
В это время дьявол поднял глаза (до этого времени он смотрел на молодого человека) и посмотрел прямо на меня. Он показал на меня пальцем и кому-то сказал:"Такие сильные воины мне тоже нужны."
Я вижу, как он проходит сквозь живого человека и начинает выходить из телевизора, чтобы поглотить меня. Его руки тянутся ко мне, его голова уже вышла из телевизора. Одна нога тоже вышла из него. Его руки тянутся ко мне и пытаются схватить меня и войти в меня.
Я застыла в оцепенении и не могла пошевельнуться. Я не знала, что мне делать.
В этот момент я почувствовала, как кто-то схватил меня за ногу и руку и, буквально, сдернул меня с постели, как сдергивают скатерть со стола: с силой, рывком и стремительно. Кто-то быстро поставил меня на ноги и я почувствовала, как вокруг меня появился жуткий, леденящий холод, (мне показалось, что я была в могиле). Он сковал меня, я не могла пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Этот холод зажал мне рот и я ничего не могла сказать.Я медленно погружалась в этот жуткий, леденящий холод могилы и скользила куда-то вниз, в пустоту, мрак к погибели.
В этот момент, я услышала голос, который приказал мне:"Молись!" Я с трудом разжала рот и стала молиться на языках, и в туже минуту все исчезло.Это произошло очень быстро. С меня спало оцепенение. Я, как-будто, проснулась (хотя я не спала, в тот момент, когда меня сдергивали с постели, я уже не спала, но была в оцепенении и не сразу поняла, что происходит), и увидела, что я стою на полу, у своей постели. Я как-будто бы очнулась ото сна. Я не понимала: был ли это сон или это было на самом деле.
Когда я проснулась, то поняла, что это Дух Святой таким образом разбудил меня и спас меня. Он вытащил меня их могилы, из того места куда сатана пытался меня забрать, вернуть себе, забрать у Бога. Господь мой охраняет меня и никогда не позволит ему это сделать.